Следователь [СИ] - Страница 44

Жандармов в холле было как сельдей в бочке. Следователя попытались остановить, но Винсент Смайл лишь нетерпеливо махнул рукой и служители закона, лихо козырнув, тут же отстали. Следователь с жандармом поднялись на второй этаж и прошли по короткому коридорчику к двери номера двадцать семь, на которой уже висела табличка «Не входить! Расследование!»

На коврике у двери в ванную лежал молодой черноволосый мужчина в белой рубахе и красной жилетке – под цвет узких брюк. «Прислуга из номера», понял Фигаро. В правой руке у мужчины был зажат нож с костяной ручкой. Короткое лезвие покрывала корка засохшей крови. Шея мертвеца представляла собой малопривлекательное зрелище: грубый неровный разрез, что называется, от уха до уха.

Рядом на корточках сидел маленький человечек в сером халате. На носу у коротышки криво притулились очки без оправы; в руке он держал пинцет с тонкими крючковатыми лапками.

- Время смерти? – спросил Смайл.

- Около полуночи, – человечек в халате скривился. – Как это ни грустно, но я вынужден констатировать самоубийство.

- Что? – жандарм широко открыл глаза. – Он что, сам себе перерезал горло ножом для писем?

- Да. Характер раны, положение лезвия, угол, под которым держали нож – все это указывает на то, что он, действительно… хм-м… зарезался сам. Даже не знаю, что сказать…

Фигаро присел над трупом и аккуратно коснулся запястья мертвеца. Смайл не препятствовал, просто стоял рядом и тер подбородок. Следователь достал уже знакомое главжандарму устройство, похожее на трубку с часиками, и поводил над трупом. Стрелка слабо дергалась.

- Мышцы рук…– начал Фигаро.

- Да, я обратил внимание, – врач кивнул. – До сих пор нет полного расслабления. И обширный спазм грудной клетки.

- Яд? – предположил главжандарм.

- Что же, по вашему, он вначале принял отраву, а потом перерезал себе глотку? Для верности? Нет, – врач покачал головой, – это самоубийство. Правда, самое странное самоубийство из всех, которые мне приходилось видеть.

Фигаро выпрямился и стал медленно ходить по номеру туда-сюда, стараясь не ни к чему не прикасаться. «Дорогой номер», подумал он. «Один из самых дорогих в «Глобусе». Дрова в камине догорели давно… Сигарный пепел в хрустальной пепельнице. Много пепла…»

- Номер снимали?

- Да, некий Виктор Вивальди. Заплатил за три дня. Где он сейчас – устанавливаем. – Врач уже складывал свои инструменты в чемоданчик.

- На момент совершения… м-м-м… самоубийства он был в номере?

- Пока не знаем. Ладно, может, вскрытие покажет что-то интересное. – Человечек в сером халате пожал плечами и вышел за дверь. Винсент Смайл повернулся к Фигаро.

- Вы говорили, что у Вас есть какая-то догадка…

- Не торопитесь, – остановил его следователь. – Давайте сначала опросим свидетелей.

- Ладно, – кивнул жандарм. – Свидетелей так свидетелей.

Темнело. За высокими окнами «Глобуса» вспыхнули фонари. Их маленькие огоньки, плывущие в снежной пурге, казались маячками на бакенах затерянной пиратской гавани, а проносящиеся мимо в белых вихрях сани – стремительными хищными барракудами.

Фигаро сидел за маленьким столиком у окна в холле, доедал безвкусный гренок с куриным крылышком и наполнял пепельницу трубочным пеплом. Рядом на бильярдном столе расположился Винсент Смайл с миниатюрной чашечкой кофе в руке. Главный городской жандарм снял пальто и остался в приталенном бежевом костюме: узком, аккуратном и дьявольски элегантном. Лицо Смайла выражало глубокую задумчивость. Он что-то бормотал себе под нос и постоянно чесал затылок автоматическим пером с золотым колпачком, так что в результате этих манипуляций шевелюра жандарма, ранее уложенная волосок к волоску, превратилась в некое подобие картины Адольфа Хистора - младшего «Взрыв на макаронной фабрике».

За время, проведенное с главжандармом, Фигаро уже успел понять, что внешний лоск Винсента Смайла являлся просто маскирующей приманкой, вроде огонька на лбу глубоководной рыбы-удильщика. Смайл наверняка родился в хорошей семье, получил замечательное образование и большое наследство, ему привили самые изысканные манеры, но… В высшее общество Смайл так и не попал, застряв где-то на полдороги.

Следователь его понимал.

Зато внешность и манера общения очень помогали Смайлу на службе. Если Фигаро просто не воспринимали всерьез (даже самые отъявленные жулики и головорезы трепали при нем языками без умолку), то Винсент Смайл внушал доверие, причем доверие какой-то заоблачной степени. Лучше всего шарм жандарма действовал на женщин, но и мужчины были не прочь потрепаться с вежливым предупредительным джентльменом.

- Так, – сказал начальник тудымской жандармерии, допивая кофе, – подведем итоги. Что у нас есть? Попробуем восстановить картину событий. Вчера, около девяти часов вечера, в номер двадцать семь – кстати, «люкс» – въехал некий господин, записавшийся в книге посетителей как Виктор Вивальди. Он заплатил сразу за три дня; платил наличными. Золотом. Причем лакей на входе утверждает, что приехал этот Вивальди в экипаже, описание которого – тут Смайл поднял палец – полностью соответствует описанию повозки Адама Фулла.

- Ага, – Фигаро поднес к носу свой блокнотик. – Возраст: около сорока лет. Одет очень аккуратно: светлое пальто, белая шляпа, рубашка, галстук… Волосы с проседью... Особые приметы – без особых примет. Характер – скорее, отвратительный.

- «Вызывающе-заносчивый», процитировал Смайл. – Так сказала горничная, менявшая в номере Вивальди постельное белье. Потому как то, что там уже было, показалось ему несвежим.